С другой стороны, в роли основного противника нынешней ночью выступали не злые чечены, а злые собаки. Которые, впрочем, как и нормальные люди, предпочитали в этакую осеннюю хреномуть сидеть по конурам, а не облаивать случайных прохожих. И это хорошо, это правильно, да и вообще темнота — лучший друг молодого бойц… а-а-а, б…! Ну какой, спрашивается, хрен вырыл канаву прямо посреди дороги?! Глубокую, с отвесными стенками, а самое главное — наполовину заполненную водой! 3-зараза… поймаю, утоплю!
Из канавы я выбрался только с четвертой попытки, грязный, мокрый, злой как черт, и остаток пути до деревни бежал в темпе бодрого козла, чтобы хоть как-то согреться. А добежав — с разбегу махнул через первый же забор!
Секундой позже в разрыве между тучами сверкнул узкий серпик луны, и я увидел, как сильно мне повезло. Буквально в шаге от моего места приземления во дворе имелась яма, да еще какая! По сравнению с этим котлованом давешняя канава нервно курила в сторонке. Ухни я в нее — сидел бы по пояс в грязи с шансами выбраться самостоятельно примерно как в зиндане.
Справа лязгнула цепь, глухо заворчали. Я мигом принял стойку «пьяного медведя» — колени и руки растопырены, распахнутая пасть готовится издать страшный рев — но местная собака Баскервилей, похоже, сочла свой долг исполненным. Ну и ладно.
Кроме ямы и собственно дома в огороженном пространстве имелось, насколько я мог различить, штук восемь разнокалиберных построек. Если же вычесть конуру и туалет типа сортир, то интересующих меня оставалось шесть — и ни на одной из них не было большой неоновой рекламы «Птичник» или «Свинарник». Кудахтанья с хрюканьем тоже не доносилось, а потому я решил тупо начать с ближайшего сарая. Подошел, дернул за ручку… полюбовался на новенький, маслянисто поблескивающий замок. Вот ведь недоверчивый народ пошел — в собственном дворе, с собакой и все равно запирают. Интересно, что ж у них там? Может, чего вкусное, причем в готовом виде?
Сунувшись носом к щели, я старательно принюхался — и явственно уловил аромат чего-то мясо-копчено-колбасного. Запах сработал не хуже допинга: уже через пару секунд я оказался на крыше, отодрал кусок рубероида… и с оглушительным треском провалился внутрь! Да блин, что за ночь такая!
Впрочем, упал я мягко, на сено, — хоть немного хорошего в этой жизни. Ногой, правда, что-то задел… или кого-то… небольшого, продолговатого, стремительно прыснувшего прочь. Вот те на, неужели все-таки к хрюшкам попал?
— Эй, кто здесь?
Вопрос был конечно же дурацкий и потому остался без ответа — даже в виде хрю-хрю или бе-бе. Чертыхнувшись, я выудил из кармана зажигалку, щелкнул…
— Умишка лишился? — шикнула на меня темень откуда-то сзади. — Туши немедля!
Принимая во внимание сено вокруг, команда была разумная и своевременная. Впрочем, китайская дрянь привычно фыркнула снопом искр, после чего погасла сама по себе.
Я медленно, стараясь не издавать ни одного лишнего звука, спрятал ее в карман, после чего так же плавно и аккуратно достал нож.
— Эй?
— Тиха.
Ну тиха так тиха, подумал я, как скажешь. Сказывало, по моим прикидкам, находилось прямо за левым плечом, не дальше метра. Если резко крутануться, есть хороший шанс достать.
— Кажись, пронесло, — ворчливо сообщила темнота. — Ну ты, паря, прям елефант какой.
— А ты кто?
— Не видишь, что ли? — обиженно булькнуло из мрака. — Банник!
Секунд пять я тщетно пытался сообразить, по каким признакам в полной темноте можно уверенно назвать профессию собеседника. Затем в мозгах что-то щелкнуло и выдало на-гора строку из энциклопедии «Мiфы Бацькаучшыны»: «гэта злы дух, якi выглядам нагадвае Вадзянiка».
— Ты ножик-то убери, — вкрадчиво предложила темень. — Опасный он у тебя.
— А если ты банник, — подумав, я все-таки решил последовать второму совету и спрятал нож, — то какого ле… тьфу, чего ты в сарае делаешь?
— Чего-чего… — темнота печально вздохнула. — Ямищу во дворе видал?
— Угу.
— Вот на ентом самом месте моя банька-то и стояла. Покуда, — в голоске банника явственно послышалась злоба, — в запрошлом годе старшой Огребайко к дружку в Москву не съездил. А как возвернулся, загорелось ему: хочу, грит, банный комплекс, чтоб и баня, и ета, как ее, сауна, и бассейн для девок… срамота, в обчем. Ну и разломали мою баню.
— В запрошлом годе? — уточнил я.
— А то ж, — всхлипнул банник. — Ломать не строить, раз-два и на дрова. Ну а потом как начали считать: на фундамент вынь да положь, на отделку вынь да положь… а-а-а.
Глаза понемногу приспособились к внутрисарайному мраку, и я сумел разглядеть… ну, не собеседника, но хотя бы смутный контур чего-то небольшого и волосато-косматого.
— Ну а что, других бань в деревне нет?
— Есть, как не быть. — Банник снова всхлипнул. — Токо в допрежние времена больше было, а как почал народец ванны в дома ставить… а нам-то в дома ходу нетути. Вот и ютимся кто где. Иех, а ведь прежде овинных и за родню-то не считали.
— Сочувствую.
— Да чего уж там… — Судя по неясному движению в полумраке, банник махнул ручонкой. — Ну а ты, инспектор, по каковскому делу пожаловал?
— А с чего ты взял, что я — инспектор?
— Обижаешь, — заметно повеселевшим тоном отозвался тот, — глаза-то у меня есть, и в скудоумии пока не замечен. Чего ж мне инспектора-то не признать.
Леший проболтался, скотина, мрачно подумал я. Точняк он, больше и некому. Наверняка на всю область растрезвонил.
— Ну допустим.
— Али подсобить чем надо?